Xs 20.
ОБЗОРЪ ПЕЧАТИ.
4 9
ревни и села, молчатъ цѣлые города, застывшіе въ пугливомъ молча-
ніи"... Оробѣлъ, притихъ, смирился русскій обыватель до того, что ко-
сится на каждаго встрѣчнаго п среди двадцати тысячъ своихъ горе-
мычныхъ собратьевъ онъ одинокъ, словно въ пустынѣ. Задавленный
кругомъ нуждой и неустройствомъ общественной жизни, обыватель не
рискнетъ громко пожаловаться, а если и найдется какой храбрецъ о
чемъ-либо вслухъ заговорить, то и то довольно бываетъ грознаго
окрика „сверху", чтобы голосъ этотъ замеръ навсегда... Во многихъ
губернскихъ городахъ есть газеты. Онѣ торжественно заявляютъ, что
главная ихъ цѣль—обсуждать мѣстные вопросы. Но посмотрите: онѣ
переполнены заграничными извѣстіями, перепечатками изъ столичныхъ
газетъ, а своимъ уѣздамъ у нихъ удѣленъ самый маленькій уголокъ...
Молчатъ, значить, и газеты, потому что обыватель молчитъ. Молчитъ
же обыватель не потому, что онъ не умѣетъ грамотно писать, чтобы со-
общить газетѣ о мѣстныхъ нуждахъ и злобахъ дня, а потому, что
очень ужъ онъ напуганъ и въ жалобахъ черезъ печатное слово о мѣстныхъ
неустройствахъ общественной жизни онъ сталъ видѣть только одинъ
псточникъ „непріятностей"... И такъ молчаніе—вотъ „великій талантъ"
русскаго народа, по мнѣнію • «Саратовская Дневника». Откуда же, на
какой почвѣ народился этотъ „талантъ"? Несомнѣнно, на историче-
ской. Исторія русскаго народа переполнена страницами тяжелаго тер-
пѣнія, покорности и выносливаго молчаливаго труда. Сорокъ лѣтъ ми-
новало, какъ русскій народъ сбросилъ съ себя цѣпи рабства, сдѣлался
граждански свободнымъ, но и въ теченіе этого почти полувѣкового пе-
ріода немного выпадало красныхъ дней
гражданской
жизни на долю на-
шего народа. Созданные Александромъ II крестьянскіе суды, волостное
и земское самоуправленія призвали русскій народъ къ самостоятельной
общественной жизни. Казалось, что наступало время, когда русскій на-
родъ вотъ-вотъ начнетъ мало-по-малу терять свою прежнюю, истори-
чески унаслѣдованную, привычку «молчать» и громко заговорптъ
своимъ
голосомъ о своихъ нуждахъ и потребностяхъ. Но такъ можно было
только думать и гадать. Дѣйствительность не оправдала этихъ красныхъ
надеясдъ. Голосъ русскаго народа въ крестьянскомъ самоуправленіп
и сейчасъ не только не научился говорить смѣло и рѣшительно о сво-
ихъ мужичьихъ дѣлахъ, а скорѣе сталъ склоненъ все больше и больше
предаваться скромному лепету и даже тому же „молчанію". Уже не
разъ въ печати свидѣтельствовалось, что „міръ", тотъ самый „міръ",
который изстари вѣковъ вершилъ свои дѣла „по божьи", да цо совѣсти,
и за который такъ громко и смѣло стояли русскіе люди въ древности,—
теперь утратилъ всякое значеніе въ глазахъ лучшихъ людей деревнп.
Они начинаютъ сторониться отъ общественнаго „мірского" дѣла, какъ
отъ „грѣха"... Откуда лее это равнодушіе къ мірскому дѣлу? Совсѣмъ,
конечно, не отъ того, что съ такимъ „талантомъ" русскій народъ по-
4
