раннего Нового времени
9
. Таким обра-
зом, если Ч. Даннинг предложил рассмат-
ривать Смутное время в Московском
царстве в ряду политических кризисов
в Европе рубежа XVI—XVII веков
10
, то
Новгород Великий этого периода целе-
сообразно исследовать также в широком
синхронном европейском контексте.
Методологической рамкой исследова-
ния и всего проекта в целом является изу-
чение многообразия народов и регионов
Московского царства в рассматриваемый
период, а также механизмов реального
укрепления связей между ними, которые
выдержали испытания политизацией
Смутного времени, когда внешние цен-
тробежные тенденции купировались не
столько административным принужде-
нием, сколько институциональной тради-
цией, в том числе — традицией судебной
практики, выработанной именно в дан-
ный предкризисный период
11
.
Проект предполагает несколько на-
правлений. Это изучение судебной си-
стемы и судебной практики в Новгороде
Великом, дипломатической жизни на Се-
веро-Западе Московского царства в конце
XVI века, новгородской деревни 1590-х го-
дов, куда относятся география сельского
расселения, поместное землевладение, мо-
настырское строительство и организация
дворцовых волостей. Важными остаются
исследования организации и управления
дорожной сетью Новгородской земли,
новгородских пригородов (Ивангород, Ям,
Копорье, Корела, Орешек, Ладога в конце
XVI — начале XVII века).
Как было сказано выше, я рассматри-
ваю здесь Новгород Великий не только
в оптике раннемодерного Московско-
го царства — Русского государства, но
и в оптике пост-тридентской Европы,
её Балтийского региона. Период рубежа
XVI—XVII веков в историографии Вос-
точной Европы начал разрабатываться
на заре европейской. Следует обратить
внимание на то, что этот период важен
для осмысления национальными исто-
риографиями не только российской, но
также польской и шведской. Если для
понимания прошлого в Московском
царстве — Российской империи место
«Смутного времени» (а также, в меньшей
степени, поиск причин Смуты — то ли
в неправедном царствовании Ивана или
Бориса Годунова, то ли в коварном за-
мысле иноземцев) было определяющим
для составителя (составителей) «Нового
Летописца», то для польского националь-
ного мифа Клушинская победа (наряду
с Кирхгольмом), а также триумф Сигиз-
мунда III в 1612 году были столь же важ-
ны. Точно так же для осмысления про-
шлого в Шведском королевстве крайне
важно было становление «великого» ко-
роля Густава Адольфа
12
, «мудрого» кан-
цлера Акселя Оксеншерны
13
и не менее
великого, чем король, канцлера Магнуса
Габриэля Делагарди, потомка генералов
Понтуса и Якоба Делагарди
14
. Так, уже
в XVII веке в Центральной Европе истоки
общеевропейских кризисов стали объек-
том рефлексии.
Это сыграло существенную роль в ос-
мыслении данного периода и в XVIII веке,
причём в московской ис ториогра-
фии, прежде всего, в произведениях
кн. М.М. Щербатова. В его «Истории Рос-
сийской» чрезвычайно подробно рассма-
тривается именно рубеж XVI—XVII ве-
ков. За несколько десятилетий до работ
Н.Н. Бантыш-Каменского кн. М.М. Щер-
120
Н О В ГО Р ОДИ К А
