Степанова Людмила Ивановна, 1931 г.р.
г. Малая Вишера, Новгородская область
«Помню, что однажды муж тёти, Борис Иванович, пришёл со службы и унёс приёмник, сказав, что нужно сдать, а нам велел собраться и утренним поездом уехать в Малую Вишеру...»
«Когда началась война, мне шёл десятый год, успела окончить только два класса транспортной школы №23 (теперь школа №2) и находилась в это время в Ленинграде у тёти Клавы, маминой сестры. Она была замужем за военным и жили они в военном городке на Лермонтовском проспекте. У них была двухлетняя дочь Галочка, с которой я очень любила проводить время. Помню, что однажды муж тёти, Борис Иванович, пришёл со службы и унёс приёмник, сказав, что нужно сдать, а нам велел собраться и утренним поездом уехать в Малую Вишеру. В Вишере вскоре начались бомбежки. Прятались мы сначала в ручьях между картофельными грядками, потом после объявления тревоги убегали в окопы. Жили мы тогда на улице Железнодорожный домострой в доме №5, бомбоубежище было за нашим и домом №4, в кустах.
Очень хорошо запомнился случай, когда я впервые увидела немецкий самолет. В самом начале войны мы играли в нашем доме на веранде, услышали гул самолета, подбежали к окнам, надеясь, что это наш, но потом очень испугались, увидев чёрный крест на самолёте и летчика, который погрозил нам кулаком в чёрной перчатке. Самолет летел очень низко, и мы успели его рассмотреть. Забили зенитки, которые находились за Боровой улицей, где стояла зенитная часть, и он улетел, не бомбил в этот раз.
Мой отец, Романов Иван Константинович, работал машинистом в паровозном депо, водил воинские эшелоны и составы с грузом к линия фронта. Мы очень за него переживали — немцы нещадно бомбили железнодорожный транспорт.
Мама как могла, прятала нас с братом во время налета самолетов. Брату было шесть лет.
Помнится, как мы и ещё две семьи машинистов, с которыми мы дружили, после объявления воздушной тревоги уходили с ночевкой в лес, за Веселую горку. Было очень страшно, всю ночь гудели самолеты, слышны были взрывы где-то и в городе и в районе станции.
Уходили и в деревню Лановщино, шли туда пешком, хотелось пить, воды по пути не было, брат плакал. Потом увидели немного воды в следах, оставленных копытами коров после ночного дождя, попили этой воды через марлю.
Потом мы с братом часто вспоминали, как пили воду с коровьего копыта. Незадолго до вступления немцев в Вишеру, началась эвакуация семей железнодорожников, поехали и мы, все три семьи, а отцы наши должны были пока работать на транспорте. Поехали мы пока к знакомым в Ярославскую область: станция Родионово, деревня Рогозино. Это было в начале августа 1941 года. Ехали в теплушке (товарный вагон с печуркой), по пути наш состав не раз подвергался бомбежкам.
Не доезжая до станции Сонково, нас попросили покинуть вагон и идти переночевать в городе, потому что ожидался налет. Но в городе уже был объявлен комендантский час, и никто нас ночевать не пускал. Вернулись опять на станцию, там переждали бомбежку, а утром – опять в свои теплушки. В деревне Рогозино нас поселили в один из пустующих домов. Жили вместе все три семьи, в каждой по двое детей. Было холодно и голодно, мама ходила в другие деревни, меняла кое-какие наши вещи на продукты, чтобы нас покормить. В доме посредине была огромная русская печь, в которой даже мылись, так как бани в деревне не было. Там не было лесов, местное население топило печи кустарником, из которого делались небольшие вязанки, вроде наших голиков, только покороче. Однажды, когда мы мылись, в печи загорелась солома, на которой сидели, мама едва успела нас вытащить. В селе Воскресенском, в трех километрах от нас, была баня, но и она работала редко.
Когда немцы стали подступать к Малой Вишере, эвакуироваться пришлось большинству жителей, в том числе и нашим отцам, машинистам. Состав с эвакуированными направился в город Пермь, мы тоже поехали туда, чтобы быть всем вместе, но Пермь нас не приняла, там уже негде было размещать людей. Прожили несколько дней в вагонах на путях. Потом нас направили в Кировскую область на станцию Зуевка, там наши отцы пока не работали, а мы так и жили в теплушках на нарах. Помню хорошо, что папа приносил нам из рабочей столовой кашу из немолотой и недоваренной пшеницы, которая плохо усваивалась в желудках. Хлеб был на вес золота, нам все время хотелось есть. Так мы и жили там, пока не освободили Вишеру, и отцы наши должны были вернуться в свое депо на работу. А нас высадили опять на станции Родионово, в Вишере было еще не спокойно, а сами поехали домой. Поселились мы опять в том же доме, что и до отъезда, так и жили все три семьи. Я немного поучилась в 3-ем классе, ходила в село Воскресенское за 3 километра. В начале 1942 года наша семья вернулась в Вишеру. Мы знали, что наша квартира пострадала, вещи были утрачены, папа ночевал то у знакомых, то в теплушках депо.
Мама решила пробираться домой. А как доехать? Пассажирские поезда не ходили, мы просились в воинские эшелоны, но туда не всегда пускали. Еще стояли холода, а нам приходилось ехать и на тормозе, то есть на площадке между вагонами, или в конце состава. Однако потом нас взяли в один из воинских составов, военные сжалились и пустили нас в вагон, так мы проехали половину пути, не миновали нас и бомбежки. Составы шли очень медленно с частыми и длительными остановками. На одном из разъездов был налет немецких самолетов на состав, в котором мы ехали. После команды «всем покинуть вагоны» все бросились через канаву по глубокому снегу в кустарник, леса не было, только кусты, а самолет, пролетев от паровоза до конца состава, строчил из пулемета по бегущим по снегу людям.
Бежали и мы, мама тащила брата за руку, я за ними. Было такое ощущение, что вот-вот пуля вопьётся мне куда-нибудь. Самолет летел низко, видны были лица фашистов. С нами ехала ещё пожилая женщина тетя Женя, так она стала забрасывать себя снегом для маскировки. Кусты были невысокие и до половины в снегу, так что укрыться было негде. В общем, натерпелись страху, но, слава богу, остались живы. Были, конечно, пострадавшие, в первую очередь, кто-то из паровозной бригады. С горем пополам добрались до Вишеры, жилья не было. Мама ходила по начальству, хлопотала. Потом дали нам комнату на Железнодорожном домострое в доме №10, на втором этаже.
В эти военные годы нас часто отвлекали от учебы на разные работы для помощи фронту: чистили от снега железнодорожные пути в снежные зимы, осенью собирали на болоте клюкву для военного госпиталя. Хорошо помню, что были мы в деревне Дора, жили там неделями, собирая клюкву. Обуви нормальной, чтобы ходить на болото, ни у кого не было, приходили все мокрые, за ночь подсушивали у хозяйкиной печки и снова шли на болото. Потом у меня болели ноги, было что-то вроде ревматизма.
Готовили на фронт посылки, посылали бойцам носки, кисеты, связанные и вышитые своими руками. Учила нас рукоделию наша школьная библиотекарша – Лаврентьева Лидия Федоровна (в девичестве Котова). Мой кисет достался сержанту Злобину, который потом прислал мне открытку с Волховского фронта, обещал обязательно по возможности, побывать в Вишере и поблагодарить нас лично за посылку, но потом больше вестей не было, возможно, он погиб.
Ко дню Победы мне шел уже четырнадцатый год. Трудно описать, как радовались все, узнав об окончании войны, люди пели и плясали прямо на улицах, играли гармонисты.
Я до сих пор удивляюсь тому, как нам детям удалось пережить эту страшную войну, ведь нам столько пришлось пережить, наравне со взрослыми. Не дай бог нашим детям, внукам и правнукам испытать то, что выпало на нашу долю».
